Президент РСПП Александр Шохин н. Архивное фото
– Александр Николаевич, добрый день. Как вы считаете, трансформация экономики России в новых реалиях уже началась?
– О перестройке структуры экономики мы говорим не первый год. Речь о том, чтобы слезть с нефтяной иглы, преодолеть голландскую болезнь, снизить долю топливно-энергетических товаров в экспорте, идет уже давно. Но, тем не менее, до сих пор их доля более половины – 55%, поэтому даже на фоне санкционных ограничений у нас экспортная выручка растет довольно убедительно. Поэтому у нас устойчиво растущее сальдо счета текущих операций – отсюда резкое укрепление рубля. То есть экономика выглядит, невзирая на изменения структуры, так, как будто мы начинаем все с начала. При этом, говорить о том, что наши компании начинают с начала – нельзя. Потому, что многие из них сделали технологический рывок и стали конкурентноспособными на мировых рынках, а их оттуда пытаются вытеснить.
– То есть изменения в структуре экономики есть, но выражаются иначе?
– Сейчас структура имеет немного другое измерение: резко растет спрос на внутренние решения, связанные с системами управления, системами хранения данных и так далее. Сейчас могут появиться новые отрасли производства. Например, та же микроэлектроника и производство средств для IT-отрасли, которые будут использоваться и в других сферах. Это и экологическое машиностроение, введение дистанционного мониторинга состояния экологической среды. Раньше предполагалось, что такие датчики придется импортировать. Сейчас мы понимаем, что импорт невозможен, но задачи по обеспечению здоровья населения остаются, значит появится новая отрасль по производству оборудования, которое еще недавно импортировалось. Поэтому понятие технологическая независимость обрело дополнительный смысл.
Мы встраивались в глобальную цепочку, пользовались преимуществами разделения глобального труда, и вдруг выясняется, что мир стал использовать другую парадигму.
Причем, речь не идет только о санкциях и необходимости импортозамещения. Санкционное давление, безусловно, сделало эту тему еще более актуальной, и не только для России, но и для многих других стран.
Поэтому такая структурная перестройка и в экономике США, и Китая, и России, ориентированная на большую технологическую индустриальную независимость, неизбежна. Нам придется идти быстрее, чем другим странам.
– Получается, сейчас самое время соскакивать с сырьевой иглы?
– Сейчас в условиях санкций мы не можем сокращать экспорт сырьевых ресурсов, потому что все-таки надеемся, что валютная выручка понадобится нам в ближайшее время, импорт наладится, в том числе в рамках параллельного импорта и за счет новых поставщиков. Поэтому было бы, наверное, неправильно считать, что структуру экономики и торгового баланса можно изменить, просто наложив эмбарго на экспорт сырьевых товаров, чтобы наказать наших западных партнеров, которые вводят санкции против нас, как мы это делали, начиная с 2014 года. Сейчас такого варианта, на мой взгляд, нельзя допускать, в том числе потому, что многие рынки, если уйти с них, будут заняты, и вернуться будет очень сложно.
– То есть опять получается замкнутый круг: экспортировать нефть и газ, а пытаться создавать продукцию высокого передела…
– Не соглашусь. Многие отрасли в России, например, металлургия, производство химических удобрений, труб за последние 15 лет стали высокотехнологичными, были модернизированы.
И почему, например, те же европейцы ставили вопрос о трансграничном налоге и трансграничном углеродном регулировании? Потому что наши заводы обогнали технологический уровень европейских заводов, и их надо было чуть-чуть притормозить, пока европейские предприятия внедряют технологии следующего цикла.
И многие решения по европейскому углеродному регулированию явно были с нарушениями правил ВТО и носили протекционистский характер и элемент недобросовестной конкуренции. И в этой связи те ограничения на экспорт по тому же металлу, химудобрениям, нефти, направлены и на то, чтобы обеспечить благоприятные условия для промышленности Европы, Соединенных Штатов и так далее.
В частности, отказ от российского газа позволяет американскому сланцевому газу выходить на европейские рынки, несмотря на существенную разницу в цене и ущерб для экологии, поскольку добыча сланцевого газа – проблемная. И эти производители получают довольно серьезную фору, возможно даже не на время, а навсегда.
Поэтому, безусловно, мы должны тоже думать о том, как поддержать отечественную продукцию с выходом, в том числе, и на внешние рынки, на их сохранение, и на переориентацию на внутренний рынок. Если говорить о том же металле, понятно, что сейчас необходимо резкоповысить спрос на металл на отечественном рынке.
– Вы занимали министерские посты в трудные 1990-е годы, насколько сейчас сложна ситуация в экономике, каковы будут спад ВВП и инфляция?
– Я, честно говоря, с трудом верю в то, что прогноз по спаду экономики на этот год можно «до запятой» угадать, потому что элемент неопределенности большой.
Мировой рынок пшеницы: крупнейшие поставщики и покупатели ИнфографикаПосмотреть
Безусловно, мы все видим, что речь идет о спаде, сопоставимом с кризисом 2008-2009 годов. По инфляции мы тоже можем съехать на уровень 1990-х, что называется. Поэтому, задача заключается не в том, чтобы угадать глубину спада, а в том, чтобы обеспечить стабильность спроса, в том числе внутреннего спроса. Мы понимаем, что есть определенный конфликт между темпами роста ВВП и уровнем инфляции. Мы понимаем, что тот же ЦБ начал в большей степени задумываться не о таргетировании инфляции, а, в том числе, о поддержке экономики, снизил ключевую ставку до 9,5%.
И явно это должно расширить возможности экономики по привлечению финансовых ресурсов, тем более, что те меры поддержки, которые мы запускали в последнее время, например, льготная система пополнения оборотных средств предприятий через льготное кредитование под 11-14%, в некотором смысле, обесценивается уже.
Надо говорить уже о новых мерах поддержки, в том числе высокотехнологичных компаний, где вполне возможно мы должны выходить на проценты, еще не забытые для малого бизнеса – 6,5% и высокотехнологичных – 3%, даже 1%. И если все эти механизмы будут запущены, то, может быть, инфляция не упадет до 10-15%, а падение ВВП не превысит 5%.
– Крупные добывающие компании в этом году попали под западные санкции, в то же время, в прошлом году на них выросла налоговая нагрузка (НДПИ). В этой связи, как вы считаете, стоит ли ее снизить, и обсуждается ли такой вопрос?
– Вы знаете, мы считаем, что решение принималось в период высокой конъюнктуры. И мы исходили из того и ставили вопрос перед председателем правительства: давайте зафиксируем, что это временное решение, как раз на период высокого внешнего рынка. И эти ставки НДПИ и ставки, в том числе акцизов на сталь – мы их пересмотрим, как только конъюнктура изменится.
Но никто не думал, что она так изменится. Поэтому тот же акциз на жидкую сталь сейчас отменен для машиностроительных, автомобилестроительных, ряда других компаний, которые для собственных нужд эту сталь производят. Но надо это расширить на всю металлургию. И то же самое с НДПИ.
Кому Россия продает нефтьИнфографикаПосмотреть
Понимаете, у нас еще действуют старые нормы, тот же НДПИ привязан к котировкам. А депутаты принимают закон о том, чтобы и валютную оговорку, и привязку к котировкам запретить. Понятно, почему такая инициатива у депутатов есть: безусловно, учитывая, что котировки на биржевые товары к реальной цене продажи российских экспортных ресурсов не имеют отношения, поскольку дисконты везде есть. То есть, если привязываться в НДПИ к котировкам этим, можно, условно говоря, и в отрицательную рентабельность компании быстро ввести. Мы предлагаем это действительно пересмотреть. И я думаю, что это будет пересмотрено.
– На совещании каком-то в ближайшее время?
– Я думаю. Ну, во-первых, по металлургии президент дал поручение пересмотреть: тот же акциз на сталь, и в этой части, я думаю, решение будет принято быстро достаточно.
– Снят ли вопрос о повышенном налогообложении компаний, которые направляют прибыль на дивиденды, а не на инвестиции?
– Я думаю, что снят. Мы всегда предлагали не штрафовать бизнес таким способом – накладывая дополнительные штрафные фактически санкции на уровень дивидендов. Когда мы предложение Минфина оценивали осенью прошлого года, выяснилось, что оно касается ограниченного числа компаний – от трех до пяти. И мы предлагали правительству поговорить с этими компаниями напрямую и выяснить, почему они большую часть чистой прибыли направляют на дивиденды, и не на инвестиции. Это раз. Во-вторых, многие крупные компании дивиденды получают от одних видов деятельности, например, от той же металлургии, и могут использовать не прибыль компании, а только собственные дивиденды для того, чтобы инвестировать в торговую деятельность, в здравоохранение, в культуру и так далее. И это даже не благотворительность в чистом виде, а они действительно инвестируют.
– Мы с вами говорим в преддверии ПМЭФ. Поделитесь, пожалуйста, вашей повесткой, на чем собираетесь сосредоточиться, планируются ли в этом году встречи у бизнеса с президентом, готовите ли предложения?
– По встречи бизнеса с президентом я пока не могу сказать, потому что на них мы всегда приглашали первых лиц крупнейших иностранных компаний, всегда для нас был важным и уровень компаний, и уровень их представителей.
Сейчас, хотя представители 90 стран подтвердили участие в форуме, я не располагаю информацией, насколько те критерии, которые мы раньше предъявляли, сейчас могут дать основание для того, чтобы обращаться к президенту с просьбой такую встречу организовать. Могу только сказать, что мы готовы к этой встрече. И более того, если вдруг президент сочтет необходимым встретиться с российскими компаниями на площадке ПМЭФ, то это тоже было бы правильным. Конечно, президент регулярно проводит совещания с бизнесом, в результате появляются довольно жесткие поручения и по поддержке тех или иных отраслей, и по поддержке населения, которые правительство, что называется, исполняет «под козырек». Поэтому бизнес нуждается в такого рода встречах и диалогах, поскольку иногда это самый короткий путь для установления эффективного диалога и с правительством, и законодателями.
